О конкурсе на реновацию Мавзолея, законе и сохранении наследия. Интервью Николая Шумакова

Как сохранить старину в развивающемся современном пространстве? Почему отменили конкурс на реновацию Мавзолея Ленина? Когда будет принят закон об архитектурной деятельности? На эти вопросы в своем интервью «Российской газете» ответил президент Союза архитекторов России Николай Шумаков. Николай Иванович, фестиваль посвящен поиску компромисса между сохранением памятников архитектуры и приспособлением их к современной жизни. Судя по многочисленным скандалам вокруг безграмотной реставрации, тема эта очень актуальна?

Николай Шумаков: Да, фестиваль, посвященный реставрации, оказался очень востребованным. Хотя до недавних пор эта тема была представлена лишь одним разделом фестиваля "Зодчество". А теперь "Архитектурное наследие" занимает гигантские площади: например, в Казани мы заполнили все пространство Кремля. В Москве с трудом хватило места в Манеже. Сейчас дошла очередь до Санкт-Петербурга. И там есть удачные примеры, начиная от реставрации и реконструкции Гостиного Двора, заканчивая блестяще завершенными в реставрации корпусами бывшего Константиновского военного училища, где уже сейчас обучаются 600 кадетов. Также следует отметить уникальную работу архитекторов-реставраторов и ландшафтных архитекторов по возрождению Александровского дворца и пейзажного парка в Царском Селе.

Но есть примеры, разошедшиеся по анекдотам: Меркурий с усами на Мясницкой улице в Москве, "степная баба" вместо нимфы музыки в Санкт-Петербурге…

Николай Шумаков: Понимаю вашу иронию. Но все же есть и удачи. Например, Кирилло-Белозерский монастырь и его Московская башня после научной реставрации. С такими объектами есть определенная ясность, их функция практически не изменились, но как только старое здание хотят приноровить к новым пространственным структурам бизнес-центров или комплексов "таун-хаус", возникают большие сложности.

Следовать Венецианской хартии, где изложены основные постулаты в области охраны и реставрации материального наследия, трудно.

Если жилой дом превращается в офис, а складское помещение - в выставочный зал, никакой речи о реставрации уже быть не может. Здесь необходимо вырабатывать принципиально новые подходы формирования архитектуры будущего, адаптированной к национальным традициям прошлого. Это наша задача.

Часто вместо реставрации мы получаем реконструкцию. А к ней общество относится подозрительно, чувствуя за камуфляжной сеткой, которая скрывает фасад, "запах" больших денег и нежелание возиться с трудоемкой реставрацией… Заложниками чего являются российские города? Строительного бизнеса, бескрайней свободы архитекторов, их плохого вкуса или чего-то еще?

Николай Шумаков: Скажу так: вся великая архитектура осталась в позапрошлом веке. Когда речь заходит об архитектуре, имеются в виду только памятники архитектуры и их реставрация. После 1917 года можно говорить лишь о двух высоких стилях: это советский конструктивизм и сталинский ампир. В 1955 году постановлениями партии и правительства архитектура приказала долго жить: стройкомплекс задавил нас полностью. Изредка какие-то всплески можно наблюдать в Москве, Санкт-Петербурге или Казани с Нижним Новгородом. Вся остальная Россия даже забыла это слово - "архитектура". Много езжу по стране и знаю, о чем говорю. Но за примерами далеко ходить не буду: я родился в Челябинской области в городе Коркино. В 90-е годы здесь закрылись шахты, которые были градообразующими предприятиями. Теперь работать негде, все разваливается, пошел запах умирающего города. В Челябинске то же самое. С архитектурной точки зрения, совершается кощунство: панельные дома строят на живописнейшей набережной реки Миасс. Это выгодно строителю: запроектировать за копейку, построить быстро и дешево, а потом продать покупателю втридорога. Центр же города! А архитектор борется за качество и красоту. И здесь принципиальное и очень серьезное расхождение во взглядах, в мировоззрении той и другой профессий. Мы хотим, чтобы стране было хорошо, а строители хотят, чтобы им было хорошо.

Исправит ли ситуацию законопроект "Об архитектурной деятельности", который сейчас рассматривается в Минстрое России? Ведь Союз архитекторов России был одним из авторов этого документа?

Николай Шумаков: Строительный комплекс - это "телега". Архитектура - "кобыла". Сейчас жалкая, забитая лошадь плетется за телегой. Их надо поменять местами. Поэтому мы делаем такой закон, где указываем место архитектуры в нашем обществе. То есть архитектурный проект превращаем в закон, который все должны неукоснительно исполнять. Хотим вернуть в законодательство авторское право архитектора, которое отсутствует. И строитель, и заказчик, и инвестор могут внести любые изменения, ухудшающие и удешевляющие проект. Так в городах вырастают бетонные чудовища, которые не имеют ничего общего с тем, что задумал архитектор.

Между тем на просторах интернета я наткнулась на письмо, где выдвинуты разные претензии к законопроекту. В частности, его авторы считают, что по новому закону, прежде чем открыть собственную практику, молодой архитектор должен проработать 10 лет, а это дискриминация… Вот что пишут: "Ричард Роджерс и Норман Фостер открыли совместное бюро в Великобритании на следующий год после того, как закончили обучение в Йельском университете в США, им обоим было чуть за 30. Жан Нувель открыл свое первое бюро еще до окончания учебы, а в 31 год стал основателем профсоюзного движения. Бьярке Ингельс прославился в 35. Те молодые архитектурные офисы, которые дали о себе знать в последние годы в России и которые уже принесли в архитектуру более свежий взгляд на вещи и открытость инновациям, по предложенному закону просто не могли бы существовать". Что скажете?

Николай Шумаков: Во-первых, сегодняшний российский студент-архитектор учится в основном пять лет с 17 до 21 года. Прибавьте к этому 10 лет стажа - получается тот же самый возраст (31 год), что у Жана Нувеля и других западных звезд, но с одной существенной разницей. В США, например, развита многоуровневая система подготовки архитекторов к самостоятельной работе - ординатура с ведением отчетов о практике и жесточайшими экзаменами, которые сдают порой многие годы. В России ничего подобного нет, а большинство студентов начинают работать, еще учась в вузе, сокращая тем самым установленный законом десятилетний срок получения опыта работы.

В Северной Европе существуют самые либеральные процедуры подтверждения квалификации. Но на наш вопрос немецким, шведским, голландским коллегам: не боятся ли они выдавать лицензии через 2-3 года практики и собеседования "на вменяемость", они отвечали очень просто. Лицензия - это право открыть бюро, но, чтобы осуществить это право и получить первый заказ, в некоторых европейских странах нужно еще 10-15 лет участвовать в конкурсах и побеждать в них. И здесь не помогут ни "откаты", ни демпинг, ни самый вульгарный блат. Другая культура, до которой России еще далеко.

Российская система, которую мы предлагаем, ничуть не более жестока по отношению к молодым архитекторам, чем западная. Новый закон весь во благо молодых. Они поймут, что жить в беззаконии не стоит категорически. В бесправном обществе могут благополучно выживать только хитрые ловкачи и безнравственные люди.

И среди этих ловкачей, приходится признать, много иностранцев…

Николай Шумаков: Про иностранцев тоже будет прописано в законе. Ведь сейчас любое российское бюро, будь оно самое хорошее-расхорошее и с гениальными руководителями, не может работать за границей. А к нам - пожалуйста, заходи и "коси" нашу архитектурную поляну как хочешь, даже если предлагаешь проекты сомнительного качества. Закон должен определить, каким образом иностранное архитектурное бюро может работать на территории России. Как минимум оно будет обязано работать совместно с какой-нибудь российской структурой или привлекать лицензированного архитектора в свой штат.

Но вот новую столицу Казахстана почти полностью построили иностранцы. И никто не боялся их "инаковости"...

Николай Шумаков: Астана - вообще не показатель. Ее построили в чистом поле рядом с Целиноградом, который никакого архитектурного лица не имел. Казахи пригласили очень хорошие иностранные конторы - японцев, немцев, англичан. Но это соответствовало закону Казахстана. Не просто так зашел туда Норман Фостер и свою "панаму" бросил. Все красиво, но духа Казахстана в городе нет, несмотря на то, что там появилась масса памятников архитектуры. Как в любом европейском городе.

Как бы вы коротко ответили на вопрос, что такое идеальный город?

Николай Шумаков: Идеальный - это такой, которого никогда не будет, но очень хочется в нем жить? Прекрасно. Смотрите, город идеальный. Редко-редко расставленные одноэтажные дома. Редко настолько, что соседа не видно, он где-то за горизонтом. Одноэтажные домики среди зеленой лужайки. Пола в доме нет. Трава растет даже внутри дома. И любой человек - житель города - просыпается потому, что к нему корова подошла и лижет теплым языком его лицо. А тут же бегают куры и несколько собак. Глупо говорить в такой ситуации о благоустройстве, о какой-то этажности, о развязках и решении транспортных проблем.

А если все же из этих райских кущ вернемся на землю. Какие, с вашей точки зрения, причины вызывают архитектурные скандалы? Такие крупные, как попытка построить на Боровицком холме в нескольких метрах от Кремля семиэтажное хранилище для кремлевских музеев?

Николай Шумаков: Возможно, мой ответ вас удивит, но самые крупные и многочисленные архитектурные скандалы связаны не с застройкой или отдельными объектами. Это скорее вопросы стратегического характера, касающиеся правовых аспектов деятельности архитектора, градостроительных доктрин, различных норм и правил, регламентирующих деятельность отрасли. А одна из основных проблем мегаполисов, которая тянет за собой все остальные, - это "пробки". И корень проблемы - заметьте, это не скандал, а данность - в транспортных артериях, которые дают или не дают городу жить в нормальном ритме. Поверьте, никакая транспортная революция не решит эту задачу, потому что с каждой секундой машин в городе становится все больше и больше. И остановить этот процесс невозможно. Это наши реалии. Поэтому я всегда говорю о том, что прежде всего надо обеспечить город современными магистралями, дорожными развязками и комфортным транспортом. Иначе все наши поползновения благоустроить город каждый раз будут разбиваться об эти четыре колеса.

Николай Иванович, ну и вопрос, без которого не обойтись. Скажите, почему Союз архитекторов России отменил конкурс на лучший проект использования Мавзолея Ленина?

Николай Шумаков: Видите ли, очень трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет. Ну вот не было в наших помыслах ничего, в чем сейчас упрекают Союз архитекторов. Мы не призывали вынести и захоронить тело Ильича, не собирались рушить Мавзолей и надругаться над нашей историей. Мы объявили конкурс на создание банка идей по возможному использованию этого гениального строения авторства Алексея Щусева в будущем, чтобы обсудить варианты мемориального пространства, к которому всегда привлечено внимание общества. Реакция людей убедила в том, что "болевая точка" есть, но кому-то очень захотелось, чтобы главным обвиняемым был Союз архитекторов, который всегда выступал и выступает за сохранение историко-культурного наследия страны. Проводить конкурс на волне такого беспочвенного осуждения Союза в кощунственных действиях по отношению к истории и личности - шаг совершенно бессмысленный. И потому в сложившихся условиях единственно верным решением было отказаться от этого конкурса. Что мы и сделали. Но есть во всей этой истории и положительный момент: ежедневное и непрерывное общение со СМИ позволило в очередной раз убедиться в том, что и в архитектуре, и в журналистике есть профессионалы и есть марионетки. С первыми было интересно общаться, вторые, как всегда, писали обо всем сами, даже не задавая вопросов. А потому благодарю вашу редакцию за интересную беседу и желание разобраться в проблемах российской архитектуры. И хочу выразить признательность тем средствам массовой информации, которые выслушали наши аргументы и донесли их до своих читателей и слушателей в неискаженном виде.

Источник: САР

По материалам Российской Газеты.